Предаст - не предаст?
| 15:37, пятница, 30 июля 2010-30, 15:37
На этой неделе мое внимание привлекла вот эта новость -
Путин встретился и спел с депортированными разведчиками
Здесь, в этой сытой и в целом успешной стране, принято есть в кабаках, одеваться от Гуччи, всё здесь для жизни успешной и сытой, но - нет. Всё-таки здесь человеку нормальному скучно.
Ветер ласкает Свободы бесчувственный бюст, дочери Франции скучно стоять на Манхэттене. Здесь саксофоны выплакивают свой блюз, ударных синкопы в ушах оставляют отметины. Империализма оскал зубаст и свиреп, хоть и завёрнут в демократический глянец. Чёрные парни поют и танцуют рэп, но это не песня и даже совсем не танец. Ей бы - цыганочку, с выходом, плавно скользя, руки ломая в неясной и трепетной грусти... Хочется ехать к цыганам. Но ехать нельзя - это провал, а провала она не допустит. Ждать связника и бояться: предаст - не предаст? Вместо того чтобы с песней блистать на подмостках. Вечером с улицы слышен грохочущий джаз - музыка сытых и отвратительно толстых. Хочется пальцы в погоню за звуком пустить, сбацать тихонько рапсодию Ференца Листа. Только нельзя - остаётся безмолвно грустить, чуткие уши зажав - ведь она пианистка.
Сложная миссия длится десяток лет. Русский язык не забыт, но уже - в пассиве. Не с кем обычной картошки испечь в золе, водочки дёрнуть, не говоря уж о пиве. Нет балалайки, тальянки и гуслей здесь нет. В Гарлеме негры играют на стареньких банджо. Анна консерву кончала по классу "кларнет", не с кем играть ей в Америке многоэтажной. Связки шпионки хотят, но не могут запеть песню с припевом по-русски могучим и длинным. Здесь нелегально раскинута тонкая сеть. Петь здесь нельзя, уж такая у них дисциплина. Только однажды какая-то рвётся струна, Анна выходит на солнечный берег Гудзона, русская песня в Россию летит по волнам - громче прибоя, и может быть - громче Кобзона. Песню её задержать не под силу врагу, вырвется песня на волю, как птица из клетки... Песню услышит, подхватит на том берегу бывший разведчик. Но бывшим нельзя быть в разведке!
Путин встретился и спел с депортированными разведчиками
Здесь, в этой сытой и в целом успешной стране, принято есть в кабаках, одеваться от Гуччи, всё здесь для жизни успешной и сытой, но - нет. Всё-таки здесь человеку нормальному скучно.
Ветер ласкает Свободы бесчувственный бюст, дочери Франции скучно стоять на Манхэттене. Здесь саксофоны выплакивают свой блюз, ударных синкопы в ушах оставляют отметины. Империализма оскал зубаст и свиреп, хоть и завёрнут в демократический глянец. Чёрные парни поют и танцуют рэп, но это не песня и даже совсем не танец. Ей бы - цыганочку, с выходом, плавно скользя, руки ломая в неясной и трепетной грусти... Хочется ехать к цыганам. Но ехать нельзя - это провал, а провала она не допустит. Ждать связника и бояться: предаст - не предаст? Вместо того чтобы с песней блистать на подмостках. Вечером с улицы слышен грохочущий джаз - музыка сытых и отвратительно толстых. Хочется пальцы в погоню за звуком пустить, сбацать тихонько рапсодию Ференца Листа. Только нельзя - остаётся безмолвно грустить, чуткие уши зажав - ведь она пианистка.
Сложная миссия длится десяток лет. Русский язык не забыт, но уже - в пассиве. Не с кем обычной картошки испечь в золе, водочки дёрнуть, не говоря уж о пиве. Нет балалайки, тальянки и гуслей здесь нет. В Гарлеме негры играют на стареньких банджо. Анна консерву кончала по классу "кларнет", не с кем играть ей в Америке многоэтажной. Связки шпионки хотят, но не могут запеть песню с припевом по-русски могучим и длинным. Здесь нелегально раскинута тонкая сеть. Петь здесь нельзя, уж такая у них дисциплина. Только однажды какая-то рвётся струна, Анна выходит на солнечный берег Гудзона, русская песня в Россию летит по волнам - громче прибоя, и может быть - громче Кобзона. Песню её задержать не под силу врагу, вырвется песня на волю, как птица из клетки... Песню услышит, подхватит на том берегу бывший разведчик. Но бывшим нельзя быть в разведке!
КомментарииОставить комментарий
Народная разведческая Песня. Поется по разведчиски, вполголоса, на мелодию морзянки...
Пропущена последняя строка: "И никто не узнает, где могииилка твоя!" ^)
Они собрались тайно, скрытно,
Ферзи в невидимой игре.
Им было все-таки обидно,
Вот так, на явочном ковре,
Быть имяреком… Что обидней,
Что может смертному больней?
Когда лица совсем не видно,
Как тауреги, средь степей,
Собой манкировать не вправе,
Они создали сотню мер,
Чтоб их лицо, в простой оправе,
Запомнил только акушер.
Под дланью вечного секрета,
Таков судьбы немой оскал,
Вальс "Александр, Елисавета"
Агент с лазутчиком сплясал
Потом плясали летку-енку,
Зашторив окна, сбавив ритм,
Невыразительны, как стенка,
В мозгу стучали сто энигм.
И, маскируясь даже в танце,
(Таков шпионский стипль чез)
Майор стал знойным иностранцем,
А толстый худ, как ирокез.
На берегу речушки Ривер,
В избушке, тайно-лубяной,
Был выдан каждому трансивер,
С напевом Родины родной,
Что начинается с картинки,
В том в букваре, что по рублю,
Но им никто не скажет: «Сынку!
Я породил, и я убью!»
Дымились шумно макароны,
И каждый, спрятавшись за ширм,
Сурьмянил верные патроны,
И в складках прятал микрофильм.
Потом они позапевали,
Бельканто, тенор, козодой,
И все знакомые рыдали,
Над не-ла-Скаловой судьбой.
В жару, так напрягать...
* * *
Сорок в термометре, в форточку дым, пива нет
Дохлый кондишн под окошком предательски замер
Кот распластался в прихожей на пыльный паркет
Кулер в компьютере сходу взошёл на фальцет
Лишь интернет
В этой адской квартире не помер...
Саша, привет!
Свеженькой рифмой проветрить зажаренный мозг...
Только нет!
Проза, не проза, не рэп, а какой-то гекзаметр
Жутко скребёт подыссохших извилин пакет
И нагоняет тоску по прохладе манхэттенских камер...
Тьфу на шпийёнов, что в некой далёкой стране
Лазят под юбки матёрой манхэттэнской бабы
(Да и шпийёны оне вообще или нет,
Коль провалились так тупо, держались так слабо,
Фотками собственных поп завалив интернет...).
Жаль, не узнаем мы их самый главный секрет,
Сколь промотали бабла так преступно накладно...
Жаль, десять лет, что моя непростая страна
Бабками этих школят понапрасну снабжала
Ведь не добыли они для неё ну совсем нихрена,
Лишь ФБР-контрагентов их мойка бабла раздражала,
Шпиков команда три стада коровьих сожрала
В бургерах, топая вслед пацанам там и тут.
Но про секреты она ничего не узнала,
Плюнув, послала всех скопом торжественно на
Родину.
Вот уже родине грустную песню поют
С бывшим ГэБэшником в съёмной московской квартире,
Хором предателя-гада клянут:
"Мать твою!",
Грозно желают ему замочиться в сортире.
Ждёт их хорошая пенсия, мир и уют.
Только жалеют: туристами быть в сладком западном мире...
Пошлите меня шпионом в Америку, а то мне дочку учить надо, а денег на институт как-то не хватает.А лучше в Канаду. Уж больно на наши места похожа.